Чень и чай: встреча в октябре

В этот раз я прибыл во Вьентьян на поезде из Бангкока. Тайские поезда в целом комфортабельнее китайских: удобное место для сна и штора, которой можно отгородиться от соседей. Ночь прошла незаметно, и, несмотря на задержку в два часа, до границы Лаоса добрались благополучно. А потом — паспортные контроли, штампы и мост Дружбы, заезжая на который движемся по левой стороне, а съезжаем уже по правой. Еще полчаса езды, и вот уже триумфальная арка и новый день в столице Лаоса.

Спокойная улица в центре Лаоса, где я обычно останавливаюсь.

Каждый раз я заселяюсь в один и тот же отель. В боковую комнату, а если она занята — в такую же, но этажем выше. Через улицу напротив смотрят оранжевые крыши буддистского храма. Вообще во Вьентьяне много храмов во всех районах. На улице встречаются иностранные туристы, в основным пожилые европейцы или молодежь с рюкзаками. Кажется, их больше чем было весной. В атмосфере города витают «большие надежды», жаворонки нового витка экономического бума.

Рисунок на стене в центре города.

Заселившись в номер, я хотел почти сразу пойти к Ченю, но не пошел. Проверил почту, Скайп, сети и неожиданно для себя просидел несколько часов за игрой в Го по интернету. Так странно. А вечером через открытое окно навязчиво показывалось ощущение, что здесь все опять по-другому.

Непонятный памятник, видимо относящийся к кхмерскому периоду.

Утром лаосская бюрократия — формы, бланки, очереди, а потом посольство Китая. По дороге выпил пару фруктовых шейков — и на знакомую улицу, к Ченю. Захожу и застаю его дремлющим у подсыхающей картины, со включенным телевизором. Как хорошо, что он дома.

Вход в мастерскую Ченя.

Чень проснулся и, видимо, был рад нашей встрече. Он недавно вернулся из путешествия по Малайзии и Брунею и, вернувшись, принялся очень активно рисовать. Его картины заметно изменились, цвета стали глубже, а манера письма приобрела черты смешания импрессионизма и китайского «сие и». Чень двигался вглубь и, видимо, все больше приближался к китайскому стилю письма кистью.

Если внимательно посмотреть на эту картину, то кажется, что трава шевелится.

На послеобеденного Ченя, видимо, еще влияли выпуски новостей, услышанные пока он дремал. «Да уж. И эти острова... говорят, может быть военный конфликт с Японией. А мне кажется, если уж воевать, то не с Японией, а с Америкой сразу, чего уж там. В Америке в основном эмигранты, они не смогут ради страны жизнью жертвовать, разбегутся кто куда, если война. Ну да это, чего это я, ты же чай любишь, пойду поставлю воду кипятиться».

Политическая обстановка беспокоит.

Видимо, Чень нечасто пьет чай: на полке виден пакет чая, который я оставил ему весной, там осталась примерно треть. Вода кипятится медленно, в большой кастрюле, напоминающей рисоварку. Внутри угли, но не простые, а подаренные тайваньским другом Ченя, для очищения воды.

Специальные угли для кипячения воды.

Вода закипает, и я достаю пакетик зеленого чая от Кульяна из Дагомыса. «Ты же еще не пробовал российский чай, да? Вот как раз и попробуем, это у нас недалеко от Черного моря выращивают». В большой кастрюле вода закипает достаточно медленно, и Чень опять погружается в мысли о политике. «Россия... я вот смотрю российский канал (включает по телевизору наш второй канал), то что сейчас у нас в культуре, все зиждется на знаниях полученных от СССР. Старший брат, да. Мы же после войны не умели ничего, и множество студентов отправилось в СССР учится всему: технике, инженерному делу, строительству, да и рисованию, литературе, пению. Все учили».

Эту картину Чень написал по заказу сотрудника посольства Франции.

«Понимаешь, если бы Россия и Китай вместе были, в союзе, то никакой войны не могло бы быть. Нет силы, которая могла бы воевать с Россией и Китаем, мы все хорошо очень жили. А так, отношения разладились, и вот, Союз распался. Если бы отношения с Китаем как прежде были, такое бы не произошло. О, кажется закипело».

Что-то из впечатлений о Малайзии.

Чень ополаскивает небольшой фарфоровый чайник и засыпает кульяновский чай. Нюхает, и говорит, что чай интересный, не похож на лаосский или китайский. Завариваем первую заварку и пьем из четырех маленьких чашек, по две каждому, в отсутствие чахай. Некоторое время сидим молча.

Хорошо, когда получается вкусно заваривать чай в любой посуде.

«Чай — прекрасная вещь. Вот видишь, этот чай, он совсем другой, отличается от местного. Китайский шэн обычно сначала немного горький, а потом сладкий. А этот чай все время немного горький, но очень приятный. У китайского и лаосского чая важно послевкусие, а здесь другое... вот мы уже давно выпили чай, а как будто все еще его пьем. Долгое ощущение».

Автопортрет Чень Лина.

Чень Линь, заваривая чай, выдерживает долгие паузы между заварками. Я обычно пью достаточно быстро. Первая, вторая, третья проливка. А он выпил одну, и ждет, минут двадцать. «Хороший чай. Он как... зима, такой зимний вкус. Не сладкий, а немного горький».

Он заново промывает все четыре чашечки кипятком, и сливает вторую заварку. «Я недавно читал лекции в Бангкоке, о том, как рисовать. Много студентов было, а я пытался им рассказать, что такое рисование. Но они все как-то рисуют очень по-европейски, рисуют только духовное, да и сами живут как духи. А я рисую людей, самых простых. И живу также, как простой человек».

И так каждый день. «Главное — это постоянно писать».

«На Западе в картинах все время рисуют дух, Бога, что-то очень идейное, возвышенное. И живут эти молодые ребята также, в мире идей, а не в реальном. Сложно им объяснить, почему я рисую именно так».

Этой картиной Чень особенно доволен.

Вторую заварку мы пьем не меньше часа. «Вот, теперь вкус раскрылся. Необычная такая горечь, это, видимо, от зимнего снега».

Изображение императора Тайланда по пути в монастырь.

Я снова задаю тот же вопрос: «Скажи, ну а как же Ци Байши? Как ты относишься к его стилю, он же очень отличается от западного?» «Да, конечно отличается. Ну как тебе сказать, Ци Байши, что он рисует? Креветки, цветы, рыбки. Это такие сюжеты, чтобы человек увидел картинку и обрадовался, улыбнулся. У нас вообще искусство во многом такое, направлено на ощущение радости. Жизнь непростая, а тут посмотришь креветок, послушаешь гу чжень или народные песни, и становится легче. А на Западе, там совсем другое, особенно в России. На холстах пишут такие картины, невеселые, но на них смотришь и вот, появилось чувство, что-то понял о жизни, неуловимо важное. Они трогают людей, заставляют их сопереживать».

Социальная картина про работников гуманитарных фондов в Лаосе.

После третьей заварки наступил поздний вечер, и я вернулся наполненный добрым впечатлением о встрече со старым другом. А утром снова бюрократия и все дела, добрался до Ченя только часам в четырем. Пока есть дневной свет, сфотографировал его новые картины. Чень сказал: «Эта поездка по Малайзии произвела на меня сильное впечатление. Я живу в Лаосе уже достаточно долго, десять лет. В Китае я мог бы стать неплохим учителем в университете, но художником точно нет. А здесь получается, каждое утро я встаю с желанием писать. Когда картины сохнут, пишу книгу путевых заметок. Первый том уже напечатали на Тайване, сейчас вот дописываю второй».

Чень редактирует текст про восточную часть Лаоса.

«К чему это я? Пора двигаться дальше. В следующем году планирую переехать в Синьцзян или Монголию. Не решил еще. Мое детство прошло в Синьцзяне, очень люблю местные степи и пустыню, но мне сложно уловить исламскую культуру, сложно ее нарисовать. В этом плане мне ближе буддистские места». Мы завариваем чай из Пхонгсали, Чень просит прислать ему немного чая, который мы сделали с Ромой. Шэн с больших деревьев — цветочный, с ярким послевкусием. Кажется, Чень не пьет чай, а именно его пробует и внимательно наблюдает.

Во время путешествий Чень рисует множество набросков, иногда по нескольку десятков за день. По возвращению некоторые из них ложатся в основу новых картин.

«Ты же знаешь, я из Наньцзина. С детства учился рисовать и потом работал учителем в местном университете. А десять лет назад — размолвки в семье и зарплата мизерная, наступил предел, и я уехал в Лаос. И, примерно через год, обнаружил себя в ситуации, когда совершенно закончились деньги. То есть, даже доллара не было, а еще в чужой стране, далеко от дома... всю ночь не спал, думал что делать. А утром взял бумагу, карандаши и вышел на улицу, писать портреты. Один портрет — 5000 кип (20 руб), совсем недорого, даже очереди выстраивались. Я так делал год, почти каждый день, а потом перестал, картины стали получаться. Вообще, у художников денег не бывает. Для картин постоянно нужны впечатления, поездки, а авиабилеты, проживание, мелочи всякие, все достаточно дорого. Но это и не важно сейчас, главное — рисовать».

Стоит заметить, что Чень практически не продает свои картины. Точнее, продает, но обычно на заказ, или те, которые ему самому не очень нравятся. Напишет картину, и если заказчику она не понравится, он и рад — оставляет ее для выставки на Тайвани. Он живет на втором этаже мастерской крайне аскетично, и лишь изредка выходит из дома. Жена и дети к нему не приезжают, он не хочет, чтобы они видели как он живет. В большом Китае все было бы иначе, но, как говорит Чень, он не смог бы там быть тем, кто он сейчас. Чень подарил мне картину, нарисованную специально для LaosTea. Несказанно обрадованный я вернулся в гостиницу, и провел полночи отвечая на письма.

Пейзаж с чайным деревом, нарисованный специально для нашего проекта.

Утром все дела выправились, и я взял билет на спальный автобус до Луанг Прабанга. Чень был как обычно в мастерской, только закончив работу над новой картиной. Он дорабатывал ее уже несколько дней, но все еще не был доволен. Если необходимо изменить цвета, нужно чтобы краски немного подсохли и стал виден их настоящий цвет, но важно чтобы они не успели засохнуть. Вот в такие периоды ожидания он и пишет свои книги впечатлений о Лаосе, Бирме и Тайланде, обильно иллюстрируя их путевыми набросками.

На этом полотне видно сильное влияние французской школы.

Было достаточно жарко, мы поставили воду, а Чень с гордостью продемонстрировал, что смог самостоятельно записать макет книги на DVD, чтобы отправить на Тайвань. Был такой рабочий полдень, и мы сидели практически молча, рассматривая вырисовывающуюся картину.

Картина в работе, мне понравилась, атмосферная.

Неожиданно к нам зашла молодая девушка, поздоровалась и стала рассматривать картины. Мы пригласили ее на чай и узнали, что зовут ее Астрид (в честь детской писательницы) и она из Дании, при этом оказалось, что она достаточно долго жила в Гренландии.

В первый раз мы видели человека из Гренландии.

Астрид приехала во Вьентьян работать волонтером в благотворительном фонде. Мы пили чай, лаосский и дагомысский, в этот раз достаточно быстро, а Астрид рассказывала нам о природе Гренландии, ее просторе, ледниках и айсбергах. Она как бы была дуновением Севера, случайно заглянувшим к чаю. Совсем другая культура, не как в Москве или даже Англии, а очень северная, пронзительная. Мы просидели несколько часов, слушая северные рассказы, и практически чувствуя удаленность ледяного острова, его камни, рыбацкие поселения и чистый звенящий свет полярного дня.

До новой встречи, Чень, мы еще выпьем с тобой чаю, где бы ты не был.

Александр
15.10.2012